“Ай зинвор” поздравляет народного артиста Оганеса Чекиджяна с присвоением ему звания Национального героя РА, желает долгих лет жизни, счастья и плодотворной работы во славу нашего народа и нашей родины.

– Господин Чекиджян, смотрела одно из последних ваших телевизионных интервью и думала: “А что чувствует человек на вершине славы, когда он уже удостоился всех возможных лавров?”

-Путь, ведущий к вершине, очень тернистый, только мне известно, какую титаническую работу приходится проделывать, какие неимоверные усилия прилагать, какие лишения испытывать… Между тем всего лишь небольшая осечка приводит к провалу концерта, а падение, надо признать, весьма чувствительное. На вершине славы (это Вы так сказали) думаешь о том, как удержаться на ней, не потерять покорённую высоту. То есть продолжаешь корпеть и работать.

– Вы говорите, что путь к вершине был тяжелейшим и полным лишений… А если бы вам предоставили возможность начать всё сызнова?

– Никогда не выбрал бы этот путь… точно не выбрал бы.

– Очень смелое и неожиданное признание.

– Я хочу быть откровенен с вами. Я не наслаждался жизнью. По совету отца образование получил в Париже и стал инженером-химиком. Именно в это время я, проходя мимо консерватории, прочитал объявление о конкурсе дирижёров. 88-е заявление было моим, а поступить должны были 5 человек. К несчастью, а, быть может, к счастью, одним из этих пятерых оказался я. Мне было 22-23 года. Я не ел мороженое, ходил пешком, чтобы сэкономить деньги и оплатить учёбу…

– Вы разъезжали по всему свету, удостаивались аплодисментов слушателей, вами восхищались…

– Да… Вместо того, чтобы увидеть достопримечательности, я репетировал и поднимался на сцену… Я прожил целую жизнь с грузом ответственности на плечах. Можно сказать, жил “застёгнутым”. Когда люди узнают тебя, любят, ты обязан быть образцовым, всегда и везде. Фактически я был лишён элементарной “свободы”.

– Зато вас почитали, чего лишены простые смертные. Я думаю, что ваши лишения были компенсированы.

– Может быть… Я имел разрешение на вход в мир великих музыкантов: Моцарта, Верди… В их невообразимую прекрасную территорию. Аплодисменты и цветы… Да, это было… Была народная любовь, было восхищение… Пусть будет так.

– На наших глазах вы созидаете музыку, на сцене, и хор становится единым сердцем, единым горлом… Это, по-моему, также и психологическое явление…

– Да, также и психологическое явление, ответственность за следование друг за другом, за слушание друг друга, за совместное созидание.

– А вы умеете в бытовых отношениях забывать о дирижёрской палочке?

– Мой человеческий облик сильно отличается от сценического образа. В жизни я покорный человек, люблю подчиняться законам, порядку… Никто не может сказать, что я когда-либо жаловался на трудности или роптал. Насколько я требователен на сцене, настолько терпелив и покладист в бытовых отношениях. Я мягкий, тихий человек.

– Что было для вас наивысшим вдохновением? Вырастали ли у вас крылья?

– Нежность любимой женщины, её ласка… Я очень чувствительный человек, особенно в общении с женщинами. Малейшая неделикатность, грубость может разочаровать меня. Я люблю тихих, нежных женщин. Я люблю в женщинах всё то, чего нет и не может быть в мужчине.

ГАЯНЭ ПОГОСЯН